Красный Петух - Страница 65

- Твоя дочь работает в аптеке, да? - улыбнулся Фристедт.

- Да, и я не отрицаю, в какой-то степени это повлияло на мое решение, - ответил смущенно Аппельтофт. - Но она не обманывает.

- Конечно, нет, я об этом и не думаю, - быстро ответил Фристедт. - Зайдем еще раз в комнату для допросов?

У них были два варианта беседы, но они отказались от них, поднявшись в следующий отдел, где проходил допрос. У Аннелис Рюден была депрессия, она стала апатичной и не отвечала, когда к ней обращались. К тому же полицейский врач напичкал ее успокаивающими таблетками, так что на нее едва ли можно было рассчитывать. На все вопросы она лишь улыбалась.

Андерс Хедлюнд, парень с "большим хвостом", тоже сидел в своей камере. Он продолжал бычиться и отказывался иметь дело со своими следователями. Даже не захотел принять необходимые ему вещи - бритвенный прибор и все такое. Оставался лишь друг Аннелис - Нильс Ивар Густав Сунд двадцати семи лет, ветеран пропалестинского движения.

Сотрудники, проводившие его допрос, пожали плечами, когда Фристедт и Аппельтофт спросили о положении дел. Парень, скотина, плачет, зовет родителей, свою девчонку и ругается. Трудно выудить у него хотя бы одно разумное слово.

Вид Нильса Ивара Густава Сунда точно соответствовал этому описанию: небритый, лохматый, с красными глазами и в рваной одежде. Говорил он фальцетом. Фристедт представил себя и Аппельтофта и объяснил, что именно они занимаются расследованием дела об убийстве.

Мальчишка, вернее, мужчина, выглядевший как мальчишка, не был накачан полицейским врачом лекарствами, но вел он себя так, будто наглотался таблеток. Говорил несвязно, путано, слова выскакивали из него как-то беспорядочно, даже когда его ни о чем не спрашивали, кричал, что боится камеры и не хочет, чтобы его запирали.

На этот раз разговор должен был начать Аппельтофт, а Фристедту предстояло сидеть в сторонке и наблюдать. Аппельтофт объяснил, что вообще-то возможно избежать изоляции, надо только помочь следствию. Но это не прошло, и Аппельтофт стал "злым" и "дерзким", а потом в "гневе" вышел из комнаты. Наступила очередь Фристедта. Он разыграл доброго, всепонимающего следователя, забравшего дело у "хулигана", и начал со стандартных ходов, но и у него ничего не получилось.

Фристедт вышел из комнаты и поговорил со следователями; те еще не знали о подозрении в скупке краденого, в продаже наркотиков и о стереоустановке. Фристедту удалось уговорить коллег попробовать еще разок. Потом он снова зашел в камеру, притворившись милым, но из этого опять ничего не вышло. Тогда они поменялись ролями: пошел Аппельтофт и разыграл "хулигана". (Предпосылкой для такой элементарной техники является то, что допрашиваемый - новичок; на опытных преступников такая психологическая атака не действует, поскольку подобные приемы им хорошо известны.)

- Попробуем еще раз. Ты знаешь парня, поставлявшего тебе гашиш? А магнитофон? Его зовут Абделькадер, живет он в Сёдертелье, а теперь посидит несколько лет, знаешь об этом?

Сунд умолк. Выстрел попал в цель.

- Почему вы с ним в команде? Ты знаешь, какое оружие он хранил дома? Не гримасничай, отвечай, чтобы нам покончить с этим! У меня не так много свободного времени, как у моих коллег, ну!

- Абделькадер сидит? - спросил Сунд уже совсем другим тоном. Он казался совершенно растерянным.

- Да, и не только он. Мы схватили примерно дюжину арабов после вас, но у этого дьявола было оружие, с которым можно начать настоящую войну. Что ты об этом знаешь?

Но ответа Аппельтофт не получил. Сунд вновь закатил истерику и попытался броситься на бронированное окно в комнате для допросов. И вообще стал неуправляем.

- Извини, - сказал Аппельтофт, разводя руками и выходя из комнаты. А Сунда ему пришлось оставить своим коллегам, которые не пришли от этого в восторг.

* * *

Они встретились в кафе у бассейна в другом здании полиции, чтобы немного передохнуть и съесть по марципану. У Карла быстро прошел охотничий зуд, когда он услышал о реакции Петры Хернберг, узнавшей, что задержано много других. Ей стало, наверное, легче, потому что "убийца" явно должен был оказаться среди тех, кто ее даже не интересовал, судя по ее поведению. Ее рассказ о том, что она - а не этот волосатый и явно антипатичный ей Андерс Хедлюнд - притащила домой магазин с десятью патронами к АК-47, вполне правдоподобен. Она даже сказала, что у этого магазина какой-то дефект, но не знала какой. Все очень похоже на правду. Так что это нельзя свалить на Хедлюнда.

- Жаль, - сказал Карл, - хотелось бы верить, что мы на правильном пути. Он ведь симпатизирует террористам, это ясно.

- Конечно, - промычал Аппельтофт, пережевывая марципан, - но из известного нам нельзя делать окончательные выводы. У людей может быть всякая белиберда на книжных полках. У меня, например, масса книг по паровым машинам, но, черт возьми, не очень-то я ими интересуюсь.

- Но у левых активистов все по-другому, - объяснил Карл. - У них на полках просто-напросто нет ненужной литературы в таком количестве. Марксист-ленинист не будет держать полутораметровую полку с томами Троцкого, а троцкист - собрание сочинений Мао Цзэдуна, а член Коммунистической партии марксистов-ленинцев держит все сочинения Сталина, черт возьми, но ни одного - Альтюссера.

- А почему нет? Разве не надо изучать противника? Я думал, что так делают все, - удивился Фристедт.

- Нет, у каждого человека библиотека - часть его индивидуальности, как в религиозной секте, дома не держат символов сатаны. Дома держат то, что идентифицируется с хозяином, чтобы, придя в гости, друзья смотрели на книги, ели салат и пили вино. Так мне кажется.